Александр Бушков - Д`артаньян – гвардеец кардинала. Книга вторая
Она была такой несчастной, что любой мужчина охотно бы взялся ее пожалеть.
– Как вам сказать… – произнес д’Артаньян, взвешивая каждое слово. – По совести говоря, у меня язык не повернется обвинять вас в соучастии в каком-либо заговоре. Тот единственный заговор, в котором вы на моих глазах принимали самое деятельное участие, касался, помнится, отнюдь не политики…
Она вскинула заплаканные глаза:
– Ну да, конечно… Это же были вы… Мне потом сказали… Ах, если бы вы знали, как она на вас зла!
– Герцогиня де Шеврез или королева? – небрежно уточнил гасконец.
– Герцогиня, конечно… Вы разбили в прах все ее надежды… Она жаждет вам отомстить… И, боюсь, мне тоже…
– А вам-то за что? – серьезно спросил д’Артаньян. – Вы же ни в чем не виноваты…
– Шевалье, садитесь, я вас прошу, и поговорим откровенно… Дайте слово, что сохраните наш разговор в тайне…
– Охотно, – сказал д’Артаньян. – Если только, – добавил он предусмотрительно, – если только речь не пойдет о каком-нибудь политическом заговоре…
– О, что вы! Речь идет исключительно о моей участи. Я всерьез опасаюсь, что она решила от меня избавиться…
– Наша очаровательная Мари? – с большим знанием вопроса спросил д’Артаньян.
– Кто же еще…
– Почему вы так думаете?
Констанция попыталась ему улыбнуться:
– Мне неловко говорить с мужчиной об иных вещах…
– Но вы же сами меня позвали, – сказал гасконец, заинтригованный еще более и, кроме того, рассчитывавший выведать что-то полезное для кардинала. – Констанция, я ведь служу кардиналу, а значит, в некотором смысле, тоже чуть ли не духовное лицо… Можете мне довериться, слово дворянина.
«Браво, д’Артаньян, браво! – мысленно похвалил он себя. – Если меж ней и герцогиней и в самом деле возникли трения – а все к тому подводит, – то, быть может, мы сможем рассчитаться за поражение на улице Вожирар… Только бы не вспугнуть ее и вызвать на откровенность…»
– Во всем, что касается лично вас, Констанция, я обещаю не только свято хранить тайну, но и помочь при необходимости, чем только смогу, – сказал он насколько мог убедительнее и мягче. – Вы молоды и очаровательны, если вас запутали в чем-то грязном, лучше всего попросить совета у надежного человека и просить о помощи…
– Я только этого и хочу!
– Вот и прекрасно, – сказал д’Артаньян, чувствуя себя хитрейшим дипломатом школы Ришелье. – Расскажите же без ложной стыдливости.
Констанция, прикусив губу, рассеянно вертела на пальце перстень с большим карбункулом[17], по виду старинный и дорогой. Столь ценную вещь простая галантерейщица могла получить исключительно в подарок и никак иначе. Красивым девушкам, сколь бы низкого происхождения они ни были, мужчины часто и охотно делают и более дорогие подарки…
– Мне стыдно, правда… – проговорила она неуверенно, бросая на гасконца из-под опущенных ресниц быстрые взгляды, то растерянные, то лукавые. – Вы так молоды и красивы, вы мне всегда нравились… Кто бы мог подумать, что придется перед вами исповедаться…
– Служба кардинала – это служба духовного лица, как ни крути, – пустил д’Артаньян в ход уловку, уже однажды приведшую к успеху.
– Ну что же, если иначе нельзя… Вы позволите, я не буду зажигать лампу? В полумраке, когда ваше лицо видно плохо, мне гораздо легче…
– Ради бога, как вам будет удобнее…
– Вы вряд ли меня поймете…
– Я попытаюсь, – заверил д’Артаньян.
– Вам трудно будет меня понять… Дело даже не в том, что вы – мужчина. Вы – дворянин, человек благородный, наделенный немалыми правами и привилегиями уже в силу самого происхождения. Вы просто не в состоянии представить, как тяжело быть простолюдинкой…
– Констанция, право же, я лишен предрассудков, – сказал д’Артаньян мягко. – Все люди, независимо от происхождения, одинаково чувствуют и радость, и боль…
– Спасибо, вы чуткий человек… Но все равно вам трудно понять. Простолюдинке вдвойне тяжело, если она красива… Боже мой, как я, дуреха, была счастлива, когда получила работу во дворце! В гардеробе самой королевы! Это было, как в сказке, честное слово. Только очень быстро выяснилось, что на сказку это ничуть не похоже. Чуть ли не каждый знатный и титулованный господин обращается с тобой, как с вещью, которую может использовать по своему усмотрению и первой прихоти в любой момент, как стол или стул… – Она тихонько всхлипнула. – Когда меня в первый раз прямо в Лувре, в укромном уголке, затащил на кушетку человек, которого я не могу вам назвать, мне казалось, что жизнь кончена, что осталось после всего этого броситься вниз головой в Сену… Но не получилось, знаете ли. Не хватило духа, да и грешно кончать с собой… Потом были другие. И все бы ничего, люди смиряются и с худшим, но… Я однажды оказалась не просто в постели, а в спальне королевы Франции… Избавьте меня от подробностей, это настолько стыдно и грязно, что я ничего больше не скажу… И герцогиня… Однажды она вызвала меня к себе на улицу Вожирар и затащила в постель настолько бесцеремонно, что я до утра потом проплакала… Самое грустное, что им это понравилось, обеим понравилось, что я так и не смогла привыкнуть, что меня нужно брать чуть ли не силой… А ведь я – обыкновенная женщина, сударь. То, с чем смиряются веселые девицы, меня не прельщает. Я хотела бы иметь друга… вроде вас… но это совсем другое дело, правда? Когда ты замужем за старым и бессильным чурбаном…
– Пожалуй, вы совершенно правы, Констанция, – сказал д’Артаньян, приятно польщенный кое-какими ее фразами. – Это совсем другое дело, вполне житейское…
– Вот видите, вы понимаете… А они превратили меня в шлюху, вынужденную обслуживать всех, кому этого только захочется. И все бы ничего, бывает и хуже, но… Надо вам знать, что королева и герцогиня де Шеврез находятся…
– В весьма своеобразных отношениях, – закончил за нее д’Артаньян. – Я знаю.
– Вот и прекрасно, вы меня избавляете от грязных подробностей… Случилось то, что частенько случается – правда, в другом составе действующих лиц. Королева со временем стала предпочитать мое… общество и совершенно охладела к герцогине. А значит, герцогиня стала понемногу утрачивать влияние на нее…
– Черт побери! – воскликнул гасконец. – Насколько я знаю милую Мари, она должна вас возненавидеть!
– Так и случилось, шевалье, – печально подтвердила Констанция. – Именно так и случилось… В конце концов она уже не смогла эту ненависть скрывать, особенно после того, как провалился заговор и она не заняла того положения, на какое рассчитывала… Позавчера мы поссорились, и она в лицо мне заявила, что непременно сживет со света за то, что я оттеснила ее от королевы, как она выразилась. Она судит всех по себе и полагает, что я делала это нарочно, чтобы самой стать фавориткой и занять ее место…
– Типичный для герцогини ход мыслей, – сказал д’Артаньян задумчиво.
– Ну да, что мне вам объяснять, вы сами уже успели ее хорошенько изучить и представляете, чего от нее ждать… Как по-вашему, я напрасно паникую или мне грозит вполне реальная опасность?
– Вернее всего будет последнее, – сказал гасконец.
– Вот видите! Теперь, смею думать, вы понимаете мое положение! Королева ни за что меня не отпустит от своей персоны… но чем дальше, тем больше злится герцогиня. Если уж она вслух поклялась со мной рассчитаться…
– Дело серьезное, – заключил д’Артаньян. – Вам нужна помощь…
– Боже! – порывисто воскликнула Констанция. – Значит, я в вас не ошиблась! Вы мне помо– жете!
«Неплохо, – подумал д’Артаньян холодно и отстраненно. – Сначала ко мне перебежала эта пикардийская простушка, теперь в сетях оказалась рыба посолиднее. Пусть она и простая галантерейщица, но кое в чем может оказаться просто бесценной помощницей для кардинала. Это именно то, о чем он говорил – застать врасплох! Нет уж, на сей раз я не буду ничего предпринимать самостоятельно. Расскажу обо всем произошедшем монсеньёру, а уж он со свойственным ему искусством сможет придумать ход…»
– Вы поможете мне?
– Конечно, – сказал д’Артаньян. – И не только я. Видите ли, есть люди, не в пример могущественнее меня, которые с превеликой охотой примут в вас участие. Скажу вам больше: эти люди способны защитить и укрыть вас даже от гнева королевы, не говоря уж о герцогине де Шеврез…
– Я, кажется, понимаю. Это…
– Тс-с! – приложил палец к ее губам д’Артаньян, накрепко усвоивший иные кардинальские поучения. – Никаких имен! Даже у стен могут быть уши! Ваши слуги…
– Я их всех отпустила до утра.
– А ваш муж… Он, кажется, уехал?
– Да, его не будет в Париже еще самое малое неделю, мы одни во всем доме, если не считать вашего слуги…
– Ну, он малый надежный, – сказал д’Артаньян уверенно. – И все же избегайте имен. Достаточно знать, что я вам непременно помогу… Вот черт! Завтра утром мне придется уехать…
